Кто вы из аниме Axis Power: Hetalia ? | ||||
![]() | ||||
Англия (Артур Кёркленд) | ||||
Возраст: 23 года Рост: 175 см Саркастичный упрямец, бывший уголовник. Страна дождей и туманов. Любит готовить, но его навыки оставляют желать лучшего, так что в общем-то его кухня не очень съедобна. Дружит с феями и призраками, изредка пытается колдовать, призывать потусторонних существ и в целом увлекается оккультизмом (хотя Америка твердо уверен, что это все галлюцинации). Любитель вышивания и черного чая. Легко пьянеет. Именно он время от времени рисовал портреты стран Оси. Вечный противник Франции. | ||||
| ||||
| ||||
| ||||
| ||||
| ||||
| ||||
| ||||
| ||||
Пройти тест! | ||||
Создай тест на Looma.ru! Прикольные аниме тесты. Веселые статусы! Много грустных статусов |
пятница, 06 мая 2011
I love people
I love people
суббота, 30 апреля 2011
I love people
Тенистая роща в пригороде Палермо, казалось бы, не могла ничегоскрывать: здесь и деревьев было мало, и стояли они достаточно далекодруг от друга. Благо, их кроны разрослись настолько, что моглиобеспечивать тень попеременно со светом.
Здесь не было ни грибов, ни ягод, ни кустарников, сплошь только мягкаятрава. Из зверей водились только белки, они разноцветными вспышкамисновали по веткам: рыжая, чёрная, бурая, красная…
Людям здесь было не место. Они и не бывали здесь: в округе ходил слух,что это заказник и природа сохраняется без людского вмешательства, хотяэто и было неправдой. Скрывать этой милой рощице было нечего. Кромеодного сооружения из белого мрамора у подножия холма.
Издали оно напоминало какой-то мемориал: ступенчатый подъём нагоризонтальную плиту и на ней вертикально плита поменьше с серебрянойнадписью витиеватыми буквами. Лучи солнца, пробивающиеся сквозь кроны,серебрили и громадный герб под надписью. По бокам плиту опутывалицветки белой орхидеи. Кто знает, как она там выросла, но одичатьуспела, лепестки её были нарочито рваные.
«Бьякуран Джессо» — гласили большие буквы.
«Отец и основатель семьи Миллефиоре» — значилось чуть ниже мельче шрифтом.
Внизу, у самого герба, шли даты.
Если подняться по ступенькам, то можно было увидеть, что горизонтальнаяплита по большей части занята стеклом, под которым во весь немалый роствиден человек,…хотя, странно назвать его человеком. Он был белеемрамора, белее цветов, опутывающих его под стеклом, белее костюма,шёлковых перчаток и рубашки, он даже был белее снега, когда зимойнадгробие засыпало невесомыми льдинками. Даже красота его была белой иобжигающе, отталкивающе холодной. Белое молчание, холод закрытых векпод мягкой белоснежной чёлкой. Он, как произведение искусства, былзаперт под стёклышко, прекрасный и недоступный.
Об этом месте знали немногие, два-три человека.
В тени у изголовья неподвижно сидела фигура в чёрном плаще. Издалиособо суеверные особи могли принять нё за саму смерть. Однако, страннаяпоза для смерти: поджав ноги под себя, обняв колени, прятать лицо,отчего часть лучей играла только на иссиня-чёрном вихре волос.
Особи же знающие без труда могли узнать Рокудо Мукуро,…но опять же,поза была слишком нехарактерной даже для него. Кто знает, скольковремени он сидел так. Он и сам сбился со счёта, погрузившись вразмышления. Он думал,…он прокручивал заново все события, произошедшиес ним в плену Миллефиоре…
Тогда он очнулся на ледяном полу в полнейшей тишине. Болела голова,болело всё тело, ужасно болел правый глаз. Куда уж там – глаз попростуне открывался, веко будто приклеилось. Мукуро ощупывал стены, смог дажедотянуться до потолка. Складывалось впечатление, что он был заперт вмаленьком ящике с человеческий рост. Было очень холодно…
Сноровка в Вендиче помогла ему пережить этот период. Если обычныйчеловек сошёл бы с ума и умер, то Рокудо вытащили посиневшим от холода,обливающегося слезами из-за яркого света и изобилия белого, но живого иотчасти невредимого. Содранные в кровь пальцы и вырванные клоки волос всчёт не шли.
Его повели в ванную. Несколько людей, отмывающих с него грязь, пыль ирастирающих онемевшие от холода конечности, ворчали что-то про приказбосса. Их фразы «тебе повезло, смертник» доносились до сознания вполусне, ибо Рокудо всё ещё приходил в себя.
Потом его одели в чистую одежду. Вскоре дело дошло и до волос – в этотсамый момент он инстинктивно опомнился и не отпускал головы, покамолодая девушка-парикмахер не побожилась только выровнять из утюжком, адлину ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не трогать, неговоря уж об изменениях самой причёски.
Его долго таскали по коридорам. Именно таскали, потому что на ходьбу уМукуро не оставалось ни сил, ни особого желания, отчего его всё так жепод руки и затащили в какую-то комнату.
Мукуро поднял глаза. Перед ним была еда. Чуть дальше сидел Бьякуран, ноэто уже было не важно – оголодавший взгляд иллюзиониста нерушимосфокусировался на мясе, загоревшись недобрым огнём.
— Угощайся, Мукуро-кун, — улыбка Джессо бесила даже чуть меньше,раздражённость приглушалась не на шутку разыгравшимся чувством голода.
Рокудо подумал, кинул косой взгляд на платинового блондина, издалдежурное «ку-фу-фу» и вонзил зубы в курочку. Бьякуран улыбался как котна Масленицу, наблюдая за волчьим аппетитом своего пленного, подперевголову ладонью. На коленях у него лежал открытый пакет с маршмеллоу,одних только их он потихоньку отправлял себе в рот. Он терпеливовыждал, пока Рокудо насытится и сможет спокойно его выслушать. Мукуроуспел обнаглеть, успокоиться, теперь он откинулся назад и насмешливооглядывал главу Миллефиоре, а когда улыбака ему наскучил, то предметамисозерцания стали вещи в комнате.
— Джа…~ — в своём обычном тоне начал Бьякуран, заставив Мукуро обратитьна него внимание уцелевшего глаза: на другом теперь была повязка, таккак даже закрытым он представлял собой не товарный вид – кожа тамогрубела и покрылась трещинами.
— Мукуро-кун, тебе нравится твоё новое постоянное тело?
Иллюзионист хмыкнул.
— Тебе придётся беречь его, — Джессо удобнее устроился на диванчике.
— Почему это? – Мукуро улыбнулся в ответ, закидывая ногу на ногу.
— В детстве у меня было много игрушек… — тон Бьякурана приобрёл оттенокзадумчивости. – Все они оставались целыми и каждая знала своё место,…акогда какая-то мне надоедала, то я отрывал ей голову и выкидывал.~
Босс Миллефиоре счастливо улыбался, Рокудо парировал, хотя в глазах его остекленела лёгкая тревога.
— Игрушки? – иллюзионист моргнул, прогоняя негативные мысли.
— Именно! – блондин всплеснул руками, и взгляд его в кои-то веки сделался серьёзным.
Рокудо встретился с ярко-сиреневыми глазами, напоминавшими своим холодным блеском драгоценные камни.
— Рокудо Мукуро погиб четверо суток назад.
«Четверо суток он держал меня в психотропной камере пыток».
— Я сказал так Шо-чану, а, значит, Вонгола уже раза три тебя помянула,твои друзья из общества жертв генной инженерии проклинают и Миллефиоре,и Вонголу по сей день, а девушка…
Мукуро дёрнулся. Как он мог забыть про Хром?! Разительная перемена вповедении иллюзиониста не ускользнула от внимания Бьякурана – он издалласковый смешок.
— …а девушка могла и не пережить!~
Пальцы Мукуро рефлекторно сжали подлокотник, а в душе он умолял и приказывал себе успокоиться, чем ещё больше веселил Бьякурана.
— Ну же, Мукуро-кун, тебе незачем о них беспокоиться – ты же умер!~ —Бьякуран развёл руки и поднялся, подойдя ближе. – А сейчас здесь сидитвсего лишь моя новая игрушка..
Следующие секунды прошли как вспышка: вот Бьякуран наклонился к губамМукуро, ухватив его за подбородок, вспыхивает холодная ярость, Мукурорезко отталкивает голову Джессо – хлопок! – Рокудо полетел на пол,схватившись за щеку, и остался лежать, с ужасом соображая, чтопроизошло.
— Я не советую тебе больше так делать, — серьёзным голосом заметил откуда-то сверху Бьякуран.
На этом закончился первый этап приручения главой Миллефиоренеподатливой колючей игрушки, которая изо всех сил не давалась в руки,убегала, кусалась и царапалась, как свободолюбивый зверёк, загнанный вклетку к хищнику.
Бьякуран же был странной кошкой. Он был кошкой, которой уж больнопонравилась пойманная мышка. Понравилась настолько, что кошка готовабыла играть с ней сколько угодно и хотела выдрессировать так, чтобымышь сама, строевым шагом и, распевая гимн Италии, пошла к ней в пасть.
Целый день босс Миллефиоре изображал бурную деятельность. Он сидел усебя в кабинете, жевал зефирки, звонил Шоичи, для виду перекладывалбумаги с места на место и прогуливался к окну. Теперь к его моционуприбавился сидящий на диване молчаливый Рокудо Мукуро, которыйпоказательно не желал вникать в дела Джессо. Ещё не раз приходилосьбить его, чтобы отучить сопротивляться, не раз иллюзионист терпелпытку, заключавшуюся в кормлении его зефиринками – словом, Бьякураннеплохо развлекался.
Однажды наступил тот день, когда Джессо стало недостаточно однихтолько, с дикими сценами побоев, поцелуев. Он захотел большего. А еслион хотел, то добивался своего любыми способами.
— Давай, Мукуро-кун, не ломайся… — стоически улыбаясь, Бьякуран сиделна коленях Рокудо и пытался заставить его выпить содержимоеподозрительного вида пузырька.
— Щаз, разбежался, ку-фу-фу, — сквозь зубы цедил Мукуро, воротя лицоподальше. Использовать руки, чтобы отбиться, он не решался, поскольку унего только-только сошёл синий след с правой скулы.
Игра велась по правилам Бьякурана. С этим Мукуро, хоть и глубоко в душе, но соглашался.
— Открой ротик, будь умницей… — Джессо поёрзал, устраиваясь удобнее, аРокудо в это время вопрошал небеса, почему с виду кукольный боссМиллефиоре выше его на полголовы, шире в плечах, сильнее физически,почему он такой тяжёлый и, самое главное, почему он взгромоздилсяименно на тушку несчастного иллюзиониста.
Терпение Бьякурана тоже исчерпало свои границы: он зажал пленному нос,подождал, пока тот вдохнёт ртом и с потрясающей воображение скоростьювлил жидкость прямиком в горло. Мукуро отшатнулся, почувствовал наязыке целый букет различных трав, масел, отдельные ему были вообще незнакомы и, секундой позже, ненавистный вкус маршмеллоу – любитель сеголакомства не давал ему выплюнуть эту горьковатую дрянь, нахально исобственнически целуя, запрокинув его голову назад.
Уцелевший глаз Мукуро закатывался сам собой, тело потяжелеломоментально, к щекам хлынул жар, весь он покрылся мурашками и мелкойдрожью. Закружилась голова, перед глазами в полутьме поплылигрязно-жёлтые круги. Стоило Бьякурану прервать поцелуй, как тут жезапылавшие губы Рокудо судорожно ухватили воздух, сквозь щельприоткрытых век он высматривал сладкий рот блондина. Тот тихонькохихикнул.
— Подожди немного, Мукуро-кун…
Мягкие губы Джессо осторожно коснулись выгнутой шеи, он не спешапрощупывал мысленно нарисованную дорожку к уху, убирая с пути блестящиеволосы Рокудо. Мукуро едва не терял сознание, тяжело дыша, он помимосвоей воли уступал вместе с телом, к которому был привязан,чувствительность которого в разы увеличилась, из-за чего каждоеприкосновение сделалось подобно пытке. А воздуха всё не хватало..
— Неплохо, неплохо.. – промурлыкал Бьякуран в ухо Рокудо, тот дёрнулсяи вцепился в его плечи. – Не думал, что иллюзионисты действительнонастолько чувствительны.
Ответить Мукуро не мог, как ни пытался, из груди вырывались лишь постанывания.
— Момент истины, Мукуро-кун, — Джессо просунул руку под его майку и ещёраз специально повертелся на руках у иллюзиониста. Мукуро еле слышнозашипел.
— Итак: ты согласен быть моей игрушкой? – он спрашивал в паремиллиметрах от губ Рокудо, лукаво глядя в слегка безумные, из-за дикогожелания, глаза иллюзиониста.
— Что же ты молчишь? Отвечай, — Бьякуран хихикнул.
Мукуро, не выдержав, рванулся вперёд, но блондин отпрянул, и губыРокудо поймали воздух, после чего он с тяжёлой головой уткнулся лбом вгрудь мучителя.
— Не ты здесь командуешь, Мукуро-кун, — до невозможности приторный тонБьякурана кстати сочетался с улыбкой, он обнял голову иллюзиониста иаккуратно провёл пальцами по гладким выпрямленным волосам. – Но я понялтвой ответ – он меня более чем устроил.
Мукуро ожидали долгие поцелуи, доводящие до исступления ласки, слишкомтягучие, приторно сладкие, отвратительные, в омут которых он кидался сголовой, отдавался, потому что именно в тот момент потерял всё, что ещёможно потерять.
Второй этап, завершающий, окончился условной победой кошки. Мышка, постарой памяти, всё ещё сопротивляясь, силясь убежать, нехотя шла к ней.
Страсти не утихали, вопреки ожиданиям пластыри не исчезали с лица итела Мукуро, а в Бьякурана не раз летали вазочки из-под зефирок, когдаперед этим их содержимое к великому негодованию Джессо, демонстративновысыпалось на пол.
Но всё же, теперь стоило главе Миллефиоре хотя бы заикнуться о томсамом нравственном падении Рокудо, как иллюзионист, сам себя ненавидя,заливался краской и отворачивался.
— Оттого с тобой интересно играть, Мукуро-кун, — тогда Джессо за егоспиной перебирал синие волосы, собранные в хвост, и Мукуро никак не могпрепятствовать подобной экзекуции, — что ты всё же гордец, какихпоискать…
Со стороны же Мукуро прорезалось весьма весомое изменение. Он теперь неназывал его «зефириной-переростком», «йети» и прочими, всё же болеефольклорными, итальянскими эпитетами – с его стороны в речь вошлообращение «Бьякуран».
Для самого Бьякурана это было дико, он замирал и оборачивался, желая удостовериться, что это к нему обращаются.
Для хозяина он был странным, но и игрушка его было не менее странной.
Понемногу, медленно, Мукуро свыкался со своей ролью, пока всё же непроизошёл тот момент, из-за которого вся его жизнь покатилась понаклонной.
— Мукуро-кун, — Джессо остановился подле сидящего и гордо смотрящего вдругую сторону иллюзиониста, прекрасно зная, что его внимательнослушают. – Сегодня твои люди, Джошима Кен и Какимото Чикуса, былизамечены на территории нашего штаба.
Рокудо заинтересованно скосил на него глаз. Что-то нехорошее зашевелилось в его груди, недоброе предчувствие.
— Они были воинствующе настроены и охране пришлось их убить.~
Снова вспышка, Мукуро вскакивает, полный злобы, кидается на Бьякурана,но вместо горла хватается за его руку, чьи пальцы впились в его шею идавят обратно.
— Прости, у меня перед выяснениями с тобой отношений есть кое-какойслучай для выезда, — Джессо склонился к нему и легко коснулся губ подиспепеляющим взглядом. – Твоя обожаемая Вонгола капитулировала и сейчася поеду забирать у них кольца.~
Мукуро ничего не мог понять. Он будто попал в параллельный мир, полный парадоксов и небылиц, внезапно ставших реальностью.
Что будет теперь, когда последняя связь его с прошлой жизнью, последняя, пусть и слабая, но надежда на освобождение – угасла?
Что ему делать теперь, куда двигаться?
Стоя у окна, он всё думал об этом; взгляд тупо застыл в небе, невозмутимо голубом и безоблачном…
Вернувшись, Бьякуран встретил Рокудо, который продолжал смотреть вокно, с ногами забравшись на диван. Джессо прошёл мимо и поставил нажурнальный столик шкатулку с гербом Вонголы. Блондин выдержалторжественную паузу, а затем открыл ларчик. Внутри лежали кольца,однако весь трепет внезапно исчез из движений босса Миллефиоре. Ондостал из кармана форменной куртки мобильный и набрал пару цифр.
— Тсунаёши-кун? – знакомое имя кольнуло Мукуро, однако он и виду не подал, даже не попытался завопить в трубку «Я жив!».
— Тсунаёши-кун, дубликат шкатулки просто бесценен!~… Но понимаешь литы, что мне хотелось бы получить оригинал, для вашего же блага?
Рокудо прыснул. Видеть раздражение Бьякурана он научился и теперь молча злорадствовал.
Блондин замер, ощупывая шею позади, затем поморщился от боли и отдёрнулруку. Всё в нём переменилось. Он со злостью вскочил и швырнул телефон остену. В сторону и стол, и кресла, лжекольца звякали по полу.
Огненный залп – грохот – огромные окна кабинета вылетели наружу вместес кусками стен. Бьякуран рвал и метал, не осталось и следа от егоневозмутимости.
Мукуро забился за спинку полюбившегося диванчика, уткнувшись носом вколени и обхватив голову руками. Его как будто парализовало от страха,он не видел Джессо, он даже боялся смотреть, чуя убийственную ауру. Он,сжавшись в комок, ждал, пока буря утихнет, хоть и не понимал еёпричины. Вскоре стало тихо. Жутко.
Перед глазами показались белые сапоги Бьякурана. Что же он сделает? Толкнёт, ударит, может убьёт наконец? Рокудо не шевелился.
— Мукуро-кун, — тон был будничный. – Подними голову.
Медленно, с опаской, Рокудо послушался и вместо удара или пощёчины егоожидали ласковые объятия. Иллюзионист настолько удивился, чтомашинально положил руки на спину Бьякурана.
— И всё же… — Джессо улыбнулся ему в ухо, — … у меня никогда не было игрушки любимей…
Он положил голову на плечо. Мукуро шеей чувствовал его прерывистоедыхание. Непонятно, то ли он так беззвучно плакал, то ли смеялся.
— Бьякуран… — Рокудо чуял недоброе, всё внутри него сжалось, чего давным-давно не происходило. – Бьякуран-са…Бьякуран-са-ма…
Грустная улыбка Джессо больше чувствовалась, чем виделась. Неожиданнодля себя , Мукуро сам прижал его сильнее. Взгляд из-за высокоговоротника выхватил красное пятно на белоснежной шее. Бьякуран дышал всётише, руки его ослабевали и опускались.
Когда его дыхание умолкло, когда похолодело тело, Рокудо не выпускалего, сидел, облокотившись, и смотрел в одну точку, не думая ни о чём.Даже когда грохот оповестил о штурме, когда поднялась тревога, забегалилюди – Мукуро продолжил прижимать в груди невыносимого, ненавидимого…
В этот самый миг воспоминания Мукуро Рокудо, сидящий на могилеБьякурана Джессо, издал полный отчаяния стон и зарыдал, как не рыдалникогда в жизни. Вся боль, с самого детства травившая его сердце,заставившая его черстветь и осволочиться – вся полилась наружу, онзахлёбывался, прикрыв лицо ладонями, раскачивался, запускал пальцы вволосы, ему ни перед кем не было стыдно.
Ведь суть Мукуро узнал позже от Вонголы Десятого. И лучше бы не узнал,потому что искренне возненавидел мир. Он был готов уничтожить еговместе с Бьякураном…если бы Джессо не лежал сейчас под стеклом какколлекционная бабочка.
Бьякуран умер от вируса, занесённого отравленным москитом. Савадафинансировал этот проект, разработку яда и москитов-фантомов,микроскопических и невидимых.
Столько средств – и насколько же низкий поступок! Не в битве, как ожидалось – исподтишка!
Рокудо ожидал подобного от кого угодно: от себя, от Бьякурана…но не отТсуны. Официально сдаться, чтобы втихую отравить – эпоха шекспировскихтрагедий напоминала этот сюжет.
Он ожидал увидеть в глазах Джудайме раскаяние, стыд, хоть каплю совести– но нет же, это был не тот мальчик с большими честными глазами, какимпомнил его Мукуро. Теперь он холодный, испорченный властью, деньгами,криминалом, использующий любые методы юноша.
Мир не щадит никого. Однажды он не пощадил Мукуро, заставив окончательно в себе разочароваться.
Иллюзионист лежал на стекле и поглаживал его пальцами.
Глаза щипало, он ещё немного вздрагивал.
Если бы можно было ещё раз услышать его голос, почувствовать егоприторные губы, с вечноиграющей усмешкой – Мукуро сдался бы. Он понималэто. Это было его единственным желанием – сдаться.
— Мукуро. Мукуро, пойдём, — раздался сухой голос Тсуны.
— Ку-фу-фу… — иллюзионист поглаживал стекло на том месте, под которымлежала голова Бьякурана. – Мукуро давным-давно умер. А здесь всего лишь игрушка…
Здесь не было ни грибов, ни ягод, ни кустарников, сплошь только мягкаятрава. Из зверей водились только белки, они разноцветными вспышкамисновали по веткам: рыжая, чёрная, бурая, красная…
Людям здесь было не место. Они и не бывали здесь: в округе ходил слух,что это заказник и природа сохраняется без людского вмешательства, хотяэто и было неправдой. Скрывать этой милой рощице было нечего. Кромеодного сооружения из белого мрамора у подножия холма.
Издали оно напоминало какой-то мемориал: ступенчатый подъём нагоризонтальную плиту и на ней вертикально плита поменьше с серебрянойнадписью витиеватыми буквами. Лучи солнца, пробивающиеся сквозь кроны,серебрили и громадный герб под надписью. По бокам плиту опутывалицветки белой орхидеи. Кто знает, как она там выросла, но одичатьуспела, лепестки её были нарочито рваные.
«Бьякуран Джессо» — гласили большие буквы.
«Отец и основатель семьи Миллефиоре» — значилось чуть ниже мельче шрифтом.
Внизу, у самого герба, шли даты.
Если подняться по ступенькам, то можно было увидеть, что горизонтальнаяплита по большей части занята стеклом, под которым во весь немалый роствиден человек,…хотя, странно назвать его человеком. Он был белеемрамора, белее цветов, опутывающих его под стеклом, белее костюма,шёлковых перчаток и рубашки, он даже был белее снега, когда зимойнадгробие засыпало невесомыми льдинками. Даже красота его была белой иобжигающе, отталкивающе холодной. Белое молчание, холод закрытых векпод мягкой белоснежной чёлкой. Он, как произведение искусства, былзаперт под стёклышко, прекрасный и недоступный.
Об этом месте знали немногие, два-три человека.
В тени у изголовья неподвижно сидела фигура в чёрном плаще. Издалиособо суеверные особи могли принять нё за саму смерть. Однако, страннаяпоза для смерти: поджав ноги под себя, обняв колени, прятать лицо,отчего часть лучей играла только на иссиня-чёрном вихре волос.
Особи же знающие без труда могли узнать Рокудо Мукуро,…но опять же,поза была слишком нехарактерной даже для него. Кто знает, скольковремени он сидел так. Он и сам сбился со счёта, погрузившись вразмышления. Он думал,…он прокручивал заново все события, произошедшиес ним в плену Миллефиоре…
Тогда он очнулся на ледяном полу в полнейшей тишине. Болела голова,болело всё тело, ужасно болел правый глаз. Куда уж там – глаз попростуне открывался, веко будто приклеилось. Мукуро ощупывал стены, смог дажедотянуться до потолка. Складывалось впечатление, что он был заперт вмаленьком ящике с человеческий рост. Было очень холодно…
Сноровка в Вендиче помогла ему пережить этот период. Если обычныйчеловек сошёл бы с ума и умер, то Рокудо вытащили посиневшим от холода,обливающегося слезами из-за яркого света и изобилия белого, но живого иотчасти невредимого. Содранные в кровь пальцы и вырванные клоки волос всчёт не шли.
Его повели в ванную. Несколько людей, отмывающих с него грязь, пыль ирастирающих онемевшие от холода конечности, ворчали что-то про приказбосса. Их фразы «тебе повезло, смертник» доносились до сознания вполусне, ибо Рокудо всё ещё приходил в себя.
Потом его одели в чистую одежду. Вскоре дело дошло и до волос – в этотсамый момент он инстинктивно опомнился и не отпускал головы, покамолодая девушка-парикмахер не побожилась только выровнять из утюжком, адлину ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не трогать, неговоря уж об изменениях самой причёски.
Его долго таскали по коридорам. Именно таскали, потому что на ходьбу уМукуро не оставалось ни сил, ни особого желания, отчего его всё так жепод руки и затащили в какую-то комнату.
Мукуро поднял глаза. Перед ним была еда. Чуть дальше сидел Бьякуран, ноэто уже было не важно – оголодавший взгляд иллюзиониста нерушимосфокусировался на мясе, загоревшись недобрым огнём.
— Угощайся, Мукуро-кун, — улыбка Джессо бесила даже чуть меньше,раздражённость приглушалась не на шутку разыгравшимся чувством голода.
Рокудо подумал, кинул косой взгляд на платинового блондина, издалдежурное «ку-фу-фу» и вонзил зубы в курочку. Бьякуран улыбался как котна Масленицу, наблюдая за волчьим аппетитом своего пленного, подперевголову ладонью. На коленях у него лежал открытый пакет с маршмеллоу,одних только их он потихоньку отправлял себе в рот. Он терпеливовыждал, пока Рокудо насытится и сможет спокойно его выслушать. Мукуроуспел обнаглеть, успокоиться, теперь он откинулся назад и насмешливооглядывал главу Миллефиоре, а когда улыбака ему наскучил, то предметамисозерцания стали вещи в комнате.
— Джа…~ — в своём обычном тоне начал Бьякуран, заставив Мукуро обратитьна него внимание уцелевшего глаза: на другом теперь была повязка, таккак даже закрытым он представлял собой не товарный вид – кожа тамогрубела и покрылась трещинами.
— Мукуро-кун, тебе нравится твоё новое постоянное тело?
Иллюзионист хмыкнул.
— Тебе придётся беречь его, — Джессо удобнее устроился на диванчике.
— Почему это? – Мукуро улыбнулся в ответ, закидывая ногу на ногу.
— В детстве у меня было много игрушек… — тон Бьякурана приобрёл оттенокзадумчивости. – Все они оставались целыми и каждая знала своё место,…акогда какая-то мне надоедала, то я отрывал ей голову и выкидывал.~
Босс Миллефиоре счастливо улыбался, Рокудо парировал, хотя в глазах его остекленела лёгкая тревога.
— Игрушки? – иллюзионист моргнул, прогоняя негативные мысли.
— Именно! – блондин всплеснул руками, и взгляд его в кои-то веки сделался серьёзным.
Рокудо встретился с ярко-сиреневыми глазами, напоминавшими своим холодным блеском драгоценные камни.
— Рокудо Мукуро погиб четверо суток назад.
«Четверо суток он держал меня в психотропной камере пыток».
— Я сказал так Шо-чану, а, значит, Вонгола уже раза три тебя помянула,твои друзья из общества жертв генной инженерии проклинают и Миллефиоре,и Вонголу по сей день, а девушка…
Мукуро дёрнулся. Как он мог забыть про Хром?! Разительная перемена вповедении иллюзиониста не ускользнула от внимания Бьякурана – он издалласковый смешок.
— …а девушка могла и не пережить!~
Пальцы Мукуро рефлекторно сжали подлокотник, а в душе он умолял и приказывал себе успокоиться, чем ещё больше веселил Бьякурана.
— Ну же, Мукуро-кун, тебе незачем о них беспокоиться – ты же умер!~ —Бьякуран развёл руки и поднялся, подойдя ближе. – А сейчас здесь сидитвсего лишь моя новая игрушка..
Следующие секунды прошли как вспышка: вот Бьякуран наклонился к губамМукуро, ухватив его за подбородок, вспыхивает холодная ярость, Мукурорезко отталкивает голову Джессо – хлопок! – Рокудо полетел на пол,схватившись за щеку, и остался лежать, с ужасом соображая, чтопроизошло.
— Я не советую тебе больше так делать, — серьёзным голосом заметил откуда-то сверху Бьякуран.
На этом закончился первый этап приручения главой Миллефиоренеподатливой колючей игрушки, которая изо всех сил не давалась в руки,убегала, кусалась и царапалась, как свободолюбивый зверёк, загнанный вклетку к хищнику.
Бьякуран же был странной кошкой. Он был кошкой, которой уж больнопонравилась пойманная мышка. Понравилась настолько, что кошка готовабыла играть с ней сколько угодно и хотела выдрессировать так, чтобымышь сама, строевым шагом и, распевая гимн Италии, пошла к ней в пасть.
Целый день босс Миллефиоре изображал бурную деятельность. Он сидел усебя в кабинете, жевал зефирки, звонил Шоичи, для виду перекладывалбумаги с места на место и прогуливался к окну. Теперь к его моционуприбавился сидящий на диване молчаливый Рокудо Мукуро, которыйпоказательно не желал вникать в дела Джессо. Ещё не раз приходилосьбить его, чтобы отучить сопротивляться, не раз иллюзионист терпелпытку, заключавшуюся в кормлении его зефиринками – словом, Бьякураннеплохо развлекался.
Однажды наступил тот день, когда Джессо стало недостаточно однихтолько, с дикими сценами побоев, поцелуев. Он захотел большего. А еслион хотел, то добивался своего любыми способами.
— Давай, Мукуро-кун, не ломайся… — стоически улыбаясь, Бьякуран сиделна коленях Рокудо и пытался заставить его выпить содержимоеподозрительного вида пузырька.
— Щаз, разбежался, ку-фу-фу, — сквозь зубы цедил Мукуро, воротя лицоподальше. Использовать руки, чтобы отбиться, он не решался, поскольку унего только-только сошёл синий след с правой скулы.
Игра велась по правилам Бьякурана. С этим Мукуро, хоть и глубоко в душе, но соглашался.
— Открой ротик, будь умницей… — Джессо поёрзал, устраиваясь удобнее, аРокудо в это время вопрошал небеса, почему с виду кукольный боссМиллефиоре выше его на полголовы, шире в плечах, сильнее физически,почему он такой тяжёлый и, самое главное, почему он взгромоздилсяименно на тушку несчастного иллюзиониста.
Терпение Бьякурана тоже исчерпало свои границы: он зажал пленному нос,подождал, пока тот вдохнёт ртом и с потрясающей воображение скоростьювлил жидкость прямиком в горло. Мукуро отшатнулся, почувствовал наязыке целый букет различных трав, масел, отдельные ему были вообще незнакомы и, секундой позже, ненавистный вкус маршмеллоу – любитель сеголакомства не давал ему выплюнуть эту горьковатую дрянь, нахально исобственнически целуя, запрокинув его голову назад.
Уцелевший глаз Мукуро закатывался сам собой, тело потяжелеломоментально, к щекам хлынул жар, весь он покрылся мурашками и мелкойдрожью. Закружилась голова, перед глазами в полутьме поплылигрязно-жёлтые круги. Стоило Бьякурану прервать поцелуй, как тут жезапылавшие губы Рокудо судорожно ухватили воздух, сквозь щельприоткрытых век он высматривал сладкий рот блондина. Тот тихонькохихикнул.
— Подожди немного, Мукуро-кун…
Мягкие губы Джессо осторожно коснулись выгнутой шеи, он не спешапрощупывал мысленно нарисованную дорожку к уху, убирая с пути блестящиеволосы Рокудо. Мукуро едва не терял сознание, тяжело дыша, он помимосвоей воли уступал вместе с телом, к которому был привязан,чувствительность которого в разы увеличилась, из-за чего каждоеприкосновение сделалось подобно пытке. А воздуха всё не хватало..
— Неплохо, неплохо.. – промурлыкал Бьякуран в ухо Рокудо, тот дёрнулсяи вцепился в его плечи. – Не думал, что иллюзионисты действительнонастолько чувствительны.
Ответить Мукуро не мог, как ни пытался, из груди вырывались лишь постанывания.
— Момент истины, Мукуро-кун, — Джессо просунул руку под его майку и ещёраз специально повертелся на руках у иллюзиониста. Мукуро еле слышнозашипел.
— Итак: ты согласен быть моей игрушкой? – он спрашивал в паремиллиметрах от губ Рокудо, лукаво глядя в слегка безумные, из-за дикогожелания, глаза иллюзиониста.
— Что же ты молчишь? Отвечай, — Бьякуран хихикнул.
Мукуро, не выдержав, рванулся вперёд, но блондин отпрянул, и губыРокудо поймали воздух, после чего он с тяжёлой головой уткнулся лбом вгрудь мучителя.
— Не ты здесь командуешь, Мукуро-кун, — до невозможности приторный тонБьякурана кстати сочетался с улыбкой, он обнял голову иллюзиониста иаккуратно провёл пальцами по гладким выпрямленным волосам. – Но я понялтвой ответ – он меня более чем устроил.
Мукуро ожидали долгие поцелуи, доводящие до исступления ласки, слишкомтягучие, приторно сладкие, отвратительные, в омут которых он кидался сголовой, отдавался, потому что именно в тот момент потерял всё, что ещёможно потерять.
Второй этап, завершающий, окончился условной победой кошки. Мышка, постарой памяти, всё ещё сопротивляясь, силясь убежать, нехотя шла к ней.
Страсти не утихали, вопреки ожиданиям пластыри не исчезали с лица итела Мукуро, а в Бьякурана не раз летали вазочки из-под зефирок, когдаперед этим их содержимое к великому негодованию Джессо, демонстративновысыпалось на пол.
Но всё же, теперь стоило главе Миллефиоре хотя бы заикнуться о томсамом нравственном падении Рокудо, как иллюзионист, сам себя ненавидя,заливался краской и отворачивался.
— Оттого с тобой интересно играть, Мукуро-кун, — тогда Джессо за егоспиной перебирал синие волосы, собранные в хвост, и Мукуро никак не могпрепятствовать подобной экзекуции, — что ты всё же гордец, какихпоискать…
Со стороны же Мукуро прорезалось весьма весомое изменение. Он теперь неназывал его «зефириной-переростком», «йети» и прочими, всё же болеефольклорными, итальянскими эпитетами – с его стороны в речь вошлообращение «Бьякуран».
Для самого Бьякурана это было дико, он замирал и оборачивался, желая удостовериться, что это к нему обращаются.
Для хозяина он был странным, но и игрушка его было не менее странной.
Понемногу, медленно, Мукуро свыкался со своей ролью, пока всё же непроизошёл тот момент, из-за которого вся его жизнь покатилась понаклонной.
— Мукуро-кун, — Джессо остановился подле сидящего и гордо смотрящего вдругую сторону иллюзиониста, прекрасно зная, что его внимательнослушают. – Сегодня твои люди, Джошима Кен и Какимото Чикуса, былизамечены на территории нашего штаба.
Рокудо заинтересованно скосил на него глаз. Что-то нехорошее зашевелилось в его груди, недоброе предчувствие.
— Они были воинствующе настроены и охране пришлось их убить.~
Снова вспышка, Мукуро вскакивает, полный злобы, кидается на Бьякурана,но вместо горла хватается за его руку, чьи пальцы впились в его шею идавят обратно.
— Прости, у меня перед выяснениями с тобой отношений есть кое-какойслучай для выезда, — Джессо склонился к нему и легко коснулся губ подиспепеляющим взглядом. – Твоя обожаемая Вонгола капитулировала и сейчася поеду забирать у них кольца.~
Мукуро ничего не мог понять. Он будто попал в параллельный мир, полный парадоксов и небылиц, внезапно ставших реальностью.
Что будет теперь, когда последняя связь его с прошлой жизнью, последняя, пусть и слабая, но надежда на освобождение – угасла?
Что ему делать теперь, куда двигаться?
Стоя у окна, он всё думал об этом; взгляд тупо застыл в небе, невозмутимо голубом и безоблачном…
Вернувшись, Бьякуран встретил Рокудо, который продолжал смотреть вокно, с ногами забравшись на диван. Джессо прошёл мимо и поставил нажурнальный столик шкатулку с гербом Вонголы. Блондин выдержалторжественную паузу, а затем открыл ларчик. Внутри лежали кольца,однако весь трепет внезапно исчез из движений босса Миллефиоре. Ондостал из кармана форменной куртки мобильный и набрал пару цифр.
— Тсунаёши-кун? – знакомое имя кольнуло Мукуро, однако он и виду не подал, даже не попытался завопить в трубку «Я жив!».
— Тсунаёши-кун, дубликат шкатулки просто бесценен!~… Но понимаешь литы, что мне хотелось бы получить оригинал, для вашего же блага?
Рокудо прыснул. Видеть раздражение Бьякурана он научился и теперь молча злорадствовал.
Блондин замер, ощупывая шею позади, затем поморщился от боли и отдёрнулруку. Всё в нём переменилось. Он со злостью вскочил и швырнул телефон остену. В сторону и стол, и кресла, лжекольца звякали по полу.
Огненный залп – грохот – огромные окна кабинета вылетели наружу вместес кусками стен. Бьякуран рвал и метал, не осталось и следа от егоневозмутимости.
Мукуро забился за спинку полюбившегося диванчика, уткнувшись носом вколени и обхватив голову руками. Его как будто парализовало от страха,он не видел Джессо, он даже боялся смотреть, чуя убийственную ауру. Он,сжавшись в комок, ждал, пока буря утихнет, хоть и не понимал еёпричины. Вскоре стало тихо. Жутко.
Перед глазами показались белые сапоги Бьякурана. Что же он сделает? Толкнёт, ударит, может убьёт наконец? Рокудо не шевелился.
— Мукуро-кун, — тон был будничный. – Подними голову.
Медленно, с опаской, Рокудо послушался и вместо удара или пощёчины егоожидали ласковые объятия. Иллюзионист настолько удивился, чтомашинально положил руки на спину Бьякурана.
— И всё же… — Джессо улыбнулся ему в ухо, — … у меня никогда не было игрушки любимей…
Он положил голову на плечо. Мукуро шеей чувствовал его прерывистоедыхание. Непонятно, то ли он так беззвучно плакал, то ли смеялся.
— Бьякуран… — Рокудо чуял недоброе, всё внутри него сжалось, чего давным-давно не происходило. – Бьякуран-са…Бьякуран-са-ма…
Грустная улыбка Джессо больше чувствовалась, чем виделась. Неожиданнодля себя , Мукуро сам прижал его сильнее. Взгляд из-за высокоговоротника выхватил красное пятно на белоснежной шее. Бьякуран дышал всётише, руки его ослабевали и опускались.
Когда его дыхание умолкло, когда похолодело тело, Рокудо не выпускалего, сидел, облокотившись, и смотрел в одну точку, не думая ни о чём.Даже когда грохот оповестил о штурме, когда поднялась тревога, забегалилюди – Мукуро продолжил прижимать в груди невыносимого, ненавидимого…
В этот самый миг воспоминания Мукуро Рокудо, сидящий на могилеБьякурана Джессо, издал полный отчаяния стон и зарыдал, как не рыдалникогда в жизни. Вся боль, с самого детства травившая его сердце,заставившая его черстветь и осволочиться – вся полилась наружу, онзахлёбывался, прикрыв лицо ладонями, раскачивался, запускал пальцы вволосы, ему ни перед кем не было стыдно.
Ведь суть Мукуро узнал позже от Вонголы Десятого. И лучше бы не узнал,потому что искренне возненавидел мир. Он был готов уничтожить еговместе с Бьякураном…если бы Джессо не лежал сейчас под стеклом какколлекционная бабочка.
Бьякуран умер от вируса, занесённого отравленным москитом. Савадафинансировал этот проект, разработку яда и москитов-фантомов,микроскопических и невидимых.
Столько средств – и насколько же низкий поступок! Не в битве, как ожидалось – исподтишка!
Рокудо ожидал подобного от кого угодно: от себя, от Бьякурана…но не отТсуны. Официально сдаться, чтобы втихую отравить – эпоха шекспировскихтрагедий напоминала этот сюжет.
Он ожидал увидеть в глазах Джудайме раскаяние, стыд, хоть каплю совести– но нет же, это был не тот мальчик с большими честными глазами, какимпомнил его Мукуро. Теперь он холодный, испорченный властью, деньгами,криминалом, использующий любые методы юноша.
Мир не щадит никого. Однажды он не пощадил Мукуро, заставив окончательно в себе разочароваться.
Иллюзионист лежал на стекле и поглаживал его пальцами.
Глаза щипало, он ещё немного вздрагивал.
Если бы можно было ещё раз услышать его голос, почувствовать егоприторные губы, с вечноиграющей усмешкой – Мукуро сдался бы. Он понималэто. Это было его единственным желанием – сдаться.
— Мукуро. Мукуро, пойдём, — раздался сухой голос Тсуны.
— Ку-фу-фу… — иллюзионист поглаживал стекло на том месте, под которымлежала голова Бьякурана. – Мукуро давным-давно умер. А здесь всего лишь игрушка…

I love people
Да,как ни забавно меня этот вопрос беспокоит.Сегодня,встречая вечер с кофе и сигаретами,я задаю себе этот вопрос.
Как умирают люди?Что там после смерти происходит?
Некоторые говорят,что умирать это не страшно.Честно,а я боюсь.Да,я боюсь умирать.Я хочу,жить и чувствовать себя каждое мгновенья счастливой.Ведь этого больше никогда не повторить.Ведь идя однажды по дороге домой можно до него и не добраться...

Как умирают люди?Что там после смерти происходит?
Некоторые говорят,что умирать это не страшно.Честно,а я боюсь.Да,я боюсь умирать.Я хочу,жить и чувствовать себя каждое мгновенья счастливой.Ведь этого больше никогда не повторить.Ведь идя однажды по дороге домой можно до него и не добраться...

четверг, 28 апреля 2011
I love people
Хм....как-то забавно просыпаться все время с одной мыслью в голове.О молокаине....Что это такое?Это молоко с кокаином.Взята из книги "Заводной апельсин".Но что-то честно эта фраза мелькает в голове у меня.Может бред,а может нет.Черт его знает.Не хочу даже в подробности вдаваться.Хочу только понять,почему именно молоко с кокаином....


воскресенье, 24 апреля 2011
I love people
Блоооо...сколько прошло?Полгода где-то когда,я похерил свой дайрик.Но вот я завел новый.Так что можно выразиться с возвращением меня любимого.

